Александр Дашевский

ДА, НО...

Оптифарс в нескольких действиях.

Действующие лица

Батарейко }

                            } Военные.

Батарейко }

Женя }

                            } Барышни характерного поведения.

Саша }

Художник-авангардист }

                                                  } Художники.

Художник-сюрреалист }

Самуил Яковлевич Разумный } Оптимист.

Действие имеет честь происходить в бездне города-героя.

Все связанное с Кришной связано с именем некоего Нестора Онуфриевича Бегемотова.

От автора

Сцена изображает рядовой вагон метрополитена. На авансцене тумбочка с тремя телефонами. Поодаль - столик, на нем дорогой современный микроскоп и бумаги. Еще раз бумаги и опять бумаги, ручка, чернила. В середине сцены располагаются блестящий новенький таз и два стула. Стульев, в принципе, может быть много - сколько влезет. Но не в этом дело. Рядом с тазом располагается большая бутыль воды. В левом углу краски, стремянка. На потолке, наподобие фрески, висит картина одного из художников. От сцены зрительный зал отделяет разметка, точь-в-точь как ограничительная линия на перроне какой-нибудь станции метро. Вдали виднеются вешалки с одеждой, протянута веревка с бельем, висят фуражки военных, стулья, чьи-то брюки, кулисы, светлое будущее.

Темнота. Со стороны зрительного зала показываются участники представления, одетые в обычную городскую одежду. Они расхаживают вдоль края платформы, садятся, встают - ждут прихода поезда. Сперва эмбрионально-неслышно, а потом все громче и громче, в зрительном зале начинают раздаваться звуки метро. Становится светлее, потом ярче, потом еще светлее, потом совсем светло. Приходит поезд. Ожидающие заходят в вагон. Темнота.

Моноистины

Становится светлее. И уже в течение всего спектакля слышится звук движения. Ту-ту... Декорации вибрируют. Немного трясет. На сцене появляется Саша, более раздетая, чем на перроне. Часть Саши закрывает домашняя одежда, большую часть - городская. Она привычно озирается в поисках людей вокруг и уверено ставит рядом с микроскопом консервную банку. Банка падает. Действие повторяется. Потом Саша берет веник, совок и начинает подметать пол вокруг столика с микроскопом. Образовавшийся мусор рассеянно вываливает около стремянки.

Саша. То, что это козел - бесспорно. Вчера он разбудил меня в восемь часов утра, позавчера в шесть, а позапозавчера (загибает пальцы) он вообще не стал меня будить. А на прошлой неделе он съел сто двадцать шесть шпротов. (замирает) Это даже трудно себе представить - сто двадцать шесть брюшек и почти столько же хвостиков. Это просто бесчеловечно. Игорь вообще рыбу не ест. А этот стал искать какую-то коробку для гвоздей. То что это козел - бесспорно. (подходит к телефону, набирает номер) Алло, это морг? Нет? А кто? Да ну! Не может быть. Всю жизнь мечтала до вас дозвониться. Саша. Об этом потом. Когда начнете топить? Нет, 64. Мерзавец! (кладет трубку, набирает новый номер) Алло, это морг? Люсю позовите, пожалуйста. Люсь, ты что ли? Да. Угадай (начинает раскачиваться на стуле), откуда я к тебе звоню. Нет, не из зоопарка. Нет. Из метрополитена. Да, теперь я тут (оглядывается) проживаю. В доме у нас ремонт. Всех выселили. Да... Да. Дали пока этот вагон. Ну, естественно телефон, душ, туалет, гор., хол., скорость, огнетушители - приятно посмотреть. Говорят, скоро газ дадут... Почти неделю катаемся, (напевает) "Мы едем, едем, едем..." Нет, сейчас мы на синенькой - соседи. Прораб иногда приходит, обещает, что скоро починят. А что, так и не говорит. Пьяный, темнит, хочет денег. А рожа интеллигентная. (вспоминает) Извини, я чайник поставила! (убегает, роняя банку)

Входит Женя с горшком цветка, поливая его водой. Она может даже брызгать на него дезодорантом. На руках у нее черные перчатки. Снимает их она уже после своего разговора по телефону, бросая их рядом с микроскопом.

Женя. Козел! Говорила - засохнет. (пауза) Младенчество я встретила в колыбели. (загибает пальцы) Детство в углу. Отрочество в прихожей. Юность - в детской. (усаживается рядом с телефонным столиком, начинает звонить) Алло, это ЭТО? Да. Гротеска Петровича позовите, пожалуйста. Да. Кое-что есть. А как же. Сидоров изобретает новые патроны. Иванов мечтает продать душу. Блокадкин изменяет жене. Температура воды в Азовском море - двадцать пять градусов. Чета Дудко вовсю ищет клад. Ежедневно, с двух до пяти. И дурно отзывается о правительстве. Батарейко перестала узнавать лошадь. Обоих, Гротеск Петрович. Палкин потерял пять долларов. Они лежат под правой ножкой шкафа. Пока все. Ясно. (осторожно кладет трубку, выходит на середину сцены) Наши предки стучали еще со времен Ильи Муромца. (уходит)

На сцену выходит Первый военный. В военной или штатской форме. Он выбрит, причесан, держится молодцом. На шее надет шарф, который он беспрерывно поправляет. Ходит по сцене, поворачивается в профиль, негодует.

Первый военный. Какого козла мы взяли на довольствие! Я всегда говорил, что господин полковник ни черта в нашей фауне не разбирается. Тридцатого - пятнадцатилетний страус, тридцать первого - девятнадцатилетний. А сегодня этот рыжий карликовый козел. (показывает) Армия, мои милые, это вам не гербарий, где каждый думает под себя, а боевая единица. Или даже все полторы. (в это время он подходит к своему телефону, не набирая номера, начинает разговаривать. Военные всегда разговаривают по телефону, не набирая номера. А чего набирать, все и так знают, эти номера. Подумаешь, военный... Во время разговора он принимает строевую стойку) Алло - это шестая батарея? Дайте шестую батарею. Это шестая батарея, я вас спрашиваю!? Дайте шестую батарею. Алло, это шестая батарея? Шестая батарея? Говорит военный Батарейко. Урр-ра!!! (вешает трубку, уходит)

Входит Второй военный. В руке он держит стакан чая. Для помешивания использует ложечку. Или две. Впрочем, вторую он за ненадобностью выбрасывает. Очень загадочная личность.

Второй военный. Сосунки. Это козел еще будет меня учить, с кем мне воевать. (пауза) Сперва я увидел гусеницу. Потом корпус. Потом броню, потом закусил, и тут оказалось (с подъемом), что это грозный вражеский танк, загримированный под наш трактор. Решил уничтожить - сломал руку. Поднялся шум - говорят, хулиган, пьяная каналья. Протрезвел - факты частично подтвердились. (подходит к телефону, набирает номер) Пятая рота! Нале-во! Пли! (кладет трубку. Мечтательно) А стенку мы завтра перекрасим. (уходит)

На сцене появляется Первый художник.

Первый художник. Козлиная борода - признак коварства (пауза) и пошлости. Иванова я встретил с чувством глубочайшего омерзения. Потом я полчаса виделся с Ленкой. Чувство глубочайшего омерзения прошло и сменилось другим. Потом я проголодался, потом поел и сделал прививки. Было больно, но я размышлял о будущем - и мне становилось легче. Потом я опять встретил Иванова и проговорил с ним еще полчаса. Мне стало тошно, но я не уходил. Иванов помог перенести последние вещи из дома в вагон. Потом мне стало настолько тошно от Иванова, что чувство глубочайшего омерзения сменилось чувством без названия. (в это время он подходит к своему телефону и набирает номер. Пытаться позвонить по телефону он может несколько раз в течение всего монолога, но должен в раздумье вешать трубку после набора нескольких цифр и продолжать. Наконец, ему удается что-то сделать) Агния Ильинична? Да, это опять я. А вы все такая же. Даже похорошели. (с подъемом) Я это чувствую через провода. Я давно хотел вас спросить. Скажите, как называется чувство, которое следует за чувством глубочайшего омерзения? Но все-таки до низменного отвращения. Так я и думал. Насморк прошел. Мне стало легче жить. Что творится в мире? Заказов не было? А зарплата? Все такая же. Как Сидоров? Все такой же. Все жрет небось. Как всегда. Вчера я видел вашего мужа. Да. Не будем о грустном. А я все катаюсь. Дом никак не починят. Живу в вагоне - прямо символизм какой-то. Никогда не любил. Моя склонность - авангард. Моя карта - валет, моя цифра - десятка, мое кредо - балет, болит моя левая пятка. Представьте себе такую пьесу. Всех выселили из ремонтируемого дома, в один из вагонов метро. Они там катаются, сморкаются... До тех пор, пока не попадают в ад. Или в рай. (вешает трубку) Впрочем, это совершенно не важно. (уходя) Вся разница лишь в температуре.

На сцене появляется Второй художник. Он рассеяно существует, пытаясь что-то сказать. Нечто вроде слова "козел", но что-то его удерживает.

Второй художник. М-дда. Да. Да ну. Боже упаси. Неужели он думает, что я на это решусь? М-да. В первый раз в жизни меня спустили с лестницы в 1985 году. Потом в восемьдесят шестом, восемьдесят седьмом и в восемьдесят восьмом. Потом я видел во сне лорда Байрона, собаку "Стрелку" и орфографический словарь. Это продолжалось до восемьдесят девятого года, и я уже дошел до буквы (со свистом и шипением произносит) "Ч", но вдруг все оборвалось. А эти чинуши говорят, что им не нравится моя автобиография. Здесь нет ничего крамольного. Об этом даже в газетах упоминалось. (подходит к телефонному аппарату, набирает номер) Алло, это морг? Да, это я. Ну, как там моя новая картина? Больным нравится? Да, необычно. Ну и что? У меня не хватило белой краски. Да, поэтому халаты получились черными. А сопли оранжевыми. Кстати, сколько лезвий у скальпеля? Одно? Да. Я так и думал. А печень слева? Анестезию надо делать? Общую, частную? Прическа под боксера. У врача будут голубые глаза. А у сестричек красные. Пациент - негр. Красное на черном смотрится отменно. Весь цикл будет называться "Операция на халяву". На халяве? Через месяц все будет завершено. Да, через месяц. Покойники подождут. У меня же скоро будут дети! Я это чувствую. Назовите свою цену. Теперь назовите мою. Ну, вы же слышите, какая разница. Давайте возьмем среднее и забудем о грустном. Боже упаси! Да. Слава богу! (перекрещивается)

Второй художник слоняется по вагону, заглядывает в микроскоп, пинает ногой мусор, наконец, натыкается на стремянку, залезает наверх, хватается руками за голову, сокрушенно качает головой.

Второй художник. Козел я, козел. (снова оглядывает вагон) Поразительно! Неужели я, человек, не заслуживаю лучшей участи! Мало того, что меня выселили из квартиры, которая мне (с ударением) не нравится, так меня назло вселили в метро, которое мне (с ударением еще большим) не нравится вообще. И я, житель Земли, должен ютиться под землей! Единственное, что еще внушает оптимизм, так это вероятность того, что мы обязательно куда-нибудь (со сладострастием) врежемся! (вытаскивает из-под себя газету, начинает читать, закрываясь ей от ненавистного вагона)

Биистины

На сцене возникает Второй военный. Второй художник произносит реплики, не отрываясь от газеты.

Второй художник. Привет, Батарейко. Вас еще не повысили?

Второй военный. Черт его знает. Впервые я стал военным четыре года назад. До этого я служил помощником военного. И я был лучшим помощником военного за все историю человечества. Потом меня сделали старшим военным. Потом я сломал дверь в министерстве обороны. Потом стал младшим военным. Потом испортил полковую печать.

Второй художник. А дальше?

Второй военный. Потом опять стал младшим военным. Сейчас я уже окончательно в этом запутался. Дело дошло до того, что меня перестала узнавать лошадь. (пробуя слово на вкус) Лошадь! В министерстве тоже ни черта не понимают в моем звании. Может быть, я уже подполковник!

Второй художник свертывает газету и убирает ее на прежнее место.

Второй художник. Вы слишком мрачно смотрите на жизнь, Батарейко. Хотите бутерброд?

Второй военный (обиженно). Нет.

Второй художник. А два?

Второй военный. Два хочу. (Художник протягивает сверток, обернутый газетной бумагой. Военный убирает его в карман) А как еще смотреть, когда твой полковник - баба и когда твоя баба - полковник. И все это происходит одновременно. Что мне делать, альберт?

Альберт. Я не Альберт.

Второй военный. Какая разница!? Человек с незаконченным высшим образованием - всегда альберт. А законченного у тебя так и не будет.

Альберт. Я не Альберт. Ведь вы же сами все еще никто, и никогда не были ни солдатом, ни генералом. И не будете.

Второй военный (мрачно). Я бы попросил тебя никому не говорить об этом. Даже мне. Но то, что ты альберт - это я знаю точно. (оглядывает вагон) Не думаю, что здесь ты счастлив.

Меняется ритм.

Альберт. Наверху есть псина, которую я ненавижу. Она каждый день приходит к выходу, дожидается, пока я выйду на улицу и начинает лаять прямо на меня. Вокруг полно народу, детей, а она тявкает именно на меня. Так неудобно. Потом я на нее ору и она уходит.

Второй военный. А где она живет?

Альберт. На другом конце города. Я специально выследил ее, когда она возвращалась домой.

Второй военный. Нужно было куда-нибудь обратиться.

Альберт. Обращался.

Второй военный. Ну и как?

Альберт. Не помогло.

Второй военный. А хочешь, я ее пристрелю?

Альберт. Вы умеете стрелять?

Второй военный. В училище нас учили только расстреливать. Ставишь взвод, даешь команду "налево", "огонь" - и все. Только в последнее время мне стало лень, и я делаю это по телефону. (подходит к своему телефону, отходит) Давай мы эту собаку поставим мордой к стенке - и все. Я могу даже лично приехать. И ты приезжай. Они там все время что-то кричат перед смертью. Тебе будет интересно. Один раз кто-то крикнул "e2-e4".

Альберт. Тебе их не жалко?

Второй военный. Чего их жалеть? Им еще в школе говорили, что злодейство и гений несовместимы. Давить таких гадов надо, альберт.

Мигает свет на стыке.

Альберт. Я не Альберт.

Второй военный. Ну, это мы еще выясним, лично. А мне уже здесь вот так (проводит рукой вдоль шеи) надоело. Все что можно было здесь сделать, я уже сделал. Я думаю так, - что если ты человек, то должен жить в доме, на земле, а не в метрополитене, под землей.

Альберт. Я где-то уже слышал такое мнение. Но ведь это не единичный случай. Таких, как мы - сотни. Так с этим легче смириться.

Второй военный. Но почему должен страдать именно я?! (волнуется) Зачем эти вечные толчки? В вагоне не смазывают подшипники. Воды горячей нет, в углах бьет током, стрелки вовремя не переводятся! Эскалаторы работают только на выход. Вот грохнусь когда-нибудь с эскалатора, сломаю шею - так вам сюда прибьют мемориальный кирпич - "Именно здесь жил господин военный всенародного значения". Если кто будет спрашивать, он в углу, за шкапом.

Альберт. У нас очень странные соседи. С десяти лет я стал замечать, что меня окружают очень странные люди. Когда я смотрю на профиль твоего дружка, мне тоже становится странно. Тебе это не приходило в голову?

Второй военный. Мне нет. Я вырос среди водолазов. Представь - целый поселок водолазов. Водолазы, дети водолазов, жены и собаки водолазов. Странного там ничего не было. Все странное всплывает и уплывает...

Альберт (перебивая). А водолазы остаются.

Второй военный. А соседи. Чего здесь непонятного. Чего здесь непонятного-то? Иванов скорее бросится под колеса, чем одолжит деньги. Женя работает на органы - стучит про все, что знает. (подходит к ее телефону, поднимает трубку, не набирая номера, произносит с издевкой) "Температура воды в ванной - сорок градусов. Брут убил Цезаря". ЭТОвцы ее терпят лишь из вежливости. Иногда даже не поднимают трубку, когда она звонит. Ее настоящее призвание... - бить стекла в оранжерее. Но, к сожалению, такой профессии пока нет. Поэтому пока она работает псевдобиологом. Ты альберт. Мой однофамилец - милитарист до мозга костей. Но довольно безобидный и неглупый, если ему не давать в руки автомат. Твой дружок - несостоявшийся лентяй. Ему стыдно в этом признаться - и он время от времени вынужден делать какую-то чушь. (пауза) Ну?

Альберт. А Саша?

Раздается звонок в дверь.

Второй военный. Откройте кто-нибудь.

Звонок повторяется.

Альберт. Кто-нибудь, откройте. (вопросительно) Пусть кто-нибудь откроет?

Второй военный. Да, пускай открывают.

Звонок повторяется.

Альберт. Интересно, они откроют или нет?

Открыли. Входит Самуил Яковлевич. Пиджак, галстук, очки на цепочке. На глазах - вторые. На голове - каска. В кармане - ручка и записная книжка.

Самуил Яковлевич. Самуил Яковлевич.

Альберт. Я Альберт. Нет, вернее, я художник - авангардист. Вернее...

Самуил Яковлевич. Это я, - Самуил Яковлевич, ваш новый прораб. Теперь, Альберт, все будет по-другому. Кстати, не желаете? (вытаскивает из кармана пачку разноцветных билетов) По пять рублей. Желающие попасть на поминки, могут купить билетик. Самые голодные и два.

Второй военный. Кто вы такой?! (подумав) Какое меню?

Самуил Яковлевич. Обычное. По форме N2. Икра, белый хлеб, пять яблок, балык, рогалик, водка, варенье. Потом едем до Курской отдать последний долг.

Альберт. А что случилось?

Второй военный молча расплачивается и получает от Самуила Яковлевича несколько билетов.

Самуил Яковлевич. Ничего необычного. Иванов попал под колеса второго подъезда. Видно его кто-то расстроил. Если произойдет что-нибудь особенное, я вам обязательно расскажу.

Альберт. Откуда вы знаете, что я этим интересуюсь?

Самуил Яковлевич. Вы же альберт.

Второй военный. Я могу идти? (не получая ответа, уходит)

Самуил Яковлевич. Подождите.

Альберт. Я не Альберт.

Самуил Яковлевич. Вы же сами об этом говорили. Не будем спорить, лучше перейдем к делам. (таинственно) Я уполномочен задать вам несколько вопросов. (вытаскивает записную книжку) Какие вы предпочитаете обои?

Альберт (не задумываясь). Коричневые, в розочку. И чтоб на каждой сидел шмель. (пауза) А зачем это вам?

Самуил Яковлевич (не понимая, с пафосом). Неужели вы не понимаете, что ваш дом поставлен на капитальный ремонт! Что может быть прямо сейчас в вашей комнате сидит мужичок с друзьями. И этот мужичок не может начать работу. Он не знает, чего вы хотите. А если я ему скажу, то он станет работать и будет знать, чего вы хотите. Согласитесь.

Альберт (недоуменно). Действительно. (радостно) Но ведь у вас все равно нет таких обоев. Более того, никогда и не будет.

Самуил Яковлевич. Ну и что.

Альберт (соглашаясь). Действительно, ну и что.

Самуил Яковлевич. Приготовьтесь, я хочу задать вам самый главный вопрос. (Альберт сосредотачивается) Какая высота от унитаза до потолка вам нужна? (Альберт мнется, не зная, что ответить) А, понимаю. (протягивает сантиметр. Альберт уходит за кулисы)

Альберт. Не меньше метра. (возвращается)

Самуил Яковлевич. Требуется точное значение. Неужели вы ничего не можете сделать точно?!

Альберт. Метр девяносто девять.

Самуил Яковлевич (нетерпеливо). Так девяносто девять, или девяносто восемь?

Альберт (удивляясь себе, гордо). Два!

Самуил Яковлевич (озадаченно). Ну, этот вопрос мы решим. Какой желаете этаж?

Альберт. Пятый, с конца.

Самуил Яковлевич. Это мне приходило в голову. И еще. Не надо вредить собаке. Не надо. Это обыкновенный сумасшедший песик. Совсем не буйный. Просто приходит и лает. И все. А я уже видел, что вчера вы спрятали (с ударением) камень. Значит, сегодня собирались (с нажимом) ударить. Нехорошо. А еще называете его псиной. Нехорошо, альберт. Впрочем, это дело вашей совести. Я даже берусь это доказать. Честь имею.

Входит Художник.

Художник. А я уже совсем трезвый.

Самуил Яковлевич (очень и очень бодро). Самуил Яковлевич, ваш новый прораб. (тряся руку) Очень приятно познакомиться. Я о вас читал в прессе. Вы друг того человека, которому два года подряд снился орфографический словарь. Феноменально. Очень рад нашему знакомству. Ничего не говорите. Я уже все знаю про обои, толчок и унитаз, поэтому ни о чем не спрашиваю. И не благодарите. Кстати, я могу разменять вам двадцать пять рублей. (вытаскивает деньги) Книга о морских свинках уже лежит в чулане.

Самуил Яковлевич уходит, Художник хватается руками за голову.

Художник. А я уже совсем трезвый...

Появляется Самуил Яковлевич, Художник испуганно дергается.

Самуил Яковлевич. Чуть не забыл. Ваша грамоту я принесу завтра.

Альберт. Вы ее взяли почитать?

Самуил Яковлевич. Честь имею. И не благодарите. (уходит)

Художник (опасливо). А я уже совсем трезвый. (прислушивается) Кто это?

Альберт. Самуил Яковлевич, наш новый прораб. И давно ты интересуешься морскими свинками?

Художник (виновато). С шестого класса. Но в седьмом я о них уже забыл.

Альберт. Значит, все теперь начнется снова. (громко, грозно) Знай, я не потерплю свиней в нашей новой квартире! (стучит кулаком по стремянке) Ни морских! Ни речных! Ни земных! Не небесных! Аминь.

Художник. Успокойся. Я не собираюсь к этому возвращаться. Меня самого от них тошнит. (уходит. Возвращается) Все мои знакомые терпеть не могут морских свинок. Даже Иванов. (грозно) Я не собираюсь на этом останавливаться. Я надеюсь, ты тоже не любишь морских свинок?

Альберт. Успокойся, никто не собирается пускать их в нашу квартиру. Речь идет о принципе. Да, о морских свинках в принципе. Даже Иванов не смог бы это отрицать. Тем более, что мы уже приглашены на его поминки. Вернее, мне кажется, что мы приглашены на его поминки. Вернее, мне кажется, что мы сможем достать лишние билеты. Или взять контрамарки. Впрочем, я в этом не разбираюсь.

Художник. Погоди, а что с Ивановым?

Альберт. Попал под колеса второго подъезда. Тебе его не жалко? (пауза) Мне снился сон. Мне снился Иванов, донельзя облитый томатным соком. А ты его вытирал.

Художник. С какой стати я должен ухаживать за Ивановым?

Альберт. Не будем о грустном.

Художник. Я предлагаю тост за наших реставраторов.

Альберт. А у тебя есть что пить? (пауза) И у меня нет.

Художник. Не будем о грустном. Давай, я тебе лучше стихи почитаю. (взбирается на стремянку)

Незримо зреет марсианская черешня

Я буду сторож на подводной лодке

Ударит током оголенная проводка...

Как пить дать. Все во власти Кришны.

Альберт. А почему рифмы нет?

Художник. Это философское стихотворение.

Альберт. А ты видел Кришну?

Художник. Мне Батарейко рассказывал, как он Кришну видел.

Альберт. Борька говорит, что он водки обожрался.

Художник. Да нет, говорил, что и вправду видел. Слово офицера.

Альберт. А если врет? Батарейко и Кришна. Сомнительно.

Художник. Бред это все. (снова залезает на стремянку) Поэтому я решил целиком отдаться скульптуре. Вот что я буду лепить. Посмотри. (принимает позу своего будущего произведения) Какая отточенность форм! Четкость линий... Обрати внимание на глубину взгляда.

Альберт. Каждый человек - это алмаз. Большой, или маленький, но обязательно - алмаз.

Художник. А жизнь его обдает дерьмом, оно медленно подсыхает, и вот уже бывший алмаз на глазах превращается в громадную (отряхивается) скульптуру. Потом моросит мелкий дождичек, но наши реставраторы не дают пройти этому великолепию. (резюме) Ты на что-то намекаешь?

Альберт. Нет.

Художник. Я тоже. (сползает со стремянки) В детстве я не разбил еще ни одной чашки. У меня есть другая мечта.

Альберт. Да? У меня тоже.

Художник. Я мечтаю быть охотником на львов в Африке и чистильщиком апельсинов в Евразии.

Альберт. Что ж. В этом нет ничего противоестественного.

Художник. Представляешь - охочусь, охочусь, а надоедят львы, так что уже видеть их не могу, поубивал бы всех - а я раз - билет, на самолет и к апельсинам. Чищу их - кайф. Неделя прошла, чищу, чищу их, брюхо полное, чищу их проклятых, а потом шмяк - опять в Африку, а потом пиф-паф - и в Евразию.

Альберт. А через год ты с ума сойдешь и начнешь скармливать свои чистые апельсины львам. Или наоборот.

Художник. Ты пессимист. Что может быть смешнее пессимизма?

Альберт. Оптимизм. Ты мне пятьдесят баксов не разменяешь?

За сценой раздаются крики - "Альберт!" Крики мужские и женские.

Художник. Может быть, что-то с Альбертом? Интересно начинается день. Вдруг еще одни поминки? Конечно, плохо, если в то же время. Столько скорбящей натуры...

Альберт (перебивая). Альберт - это я.

Художник (с интересом). Никогда бы не подумал.

Уходят. За кулисами раздается грохот, уханье, проклятия. И вот на сцене, наконец-то, появляются барышни.

Саша. Кто это так вопит?

Женя. Чем это так воняет?

Саша. Где?

Женя. Ну вот, опять.

Саша. Ты что, раньше ничего не чувствовала?

Женя. У меня насморк был. Очень похоже на бензин.

По залу начинает распространяться запах живой воды, очень похожий на запах бензина.

Саша. Это живая вода. Ей военные пользуются. Целыми днями готовятся к смотру строя - наверное, устают ноги.

Женя. А где они ее берут?

Саша. Им с завода бутылками носят.

Женя. Помогает?

Саша. Не знаю. Чушь, по-моему. Впрочем, все во власти Кришны. Альбертик мне опять наступил на ногу. И даже не извинился.

Женя. Хочешь, я опять поговорю с ним?

Саша. Бесполезно. Лучше банку открой.

Женя. Ты еще не открыла?

Саша. Я никак не могла найти свой нож.

Женя. Возьми мой. (вытаскивает из кармана свой консервный нож, протягивает Саше. В продолжение дальнейшей беседы она вертит его в руках)

Появляется Самуил Яковлевич. Он смотрит на часы.

Самуил Яковлевич. Добрый вечер. Точность - вежливость королей. (подходит к Жене, целует ее в щечку) Самуил Яковлевич, ваш новый прораб. Отныне все будет по-другому.

Женя (целуя в ответ). Женя. Где вы достали такой галстук?

Самуил Яковлевич не обращая внимания, подходит к Саше, повторяет процедуру.

Самуил Яковлевич. Самуил Яковлевич, ваш новый прораб. Уверяю, отныне все будет по-другому.

Саша (целуя Самуила Яковлевича). Когда?

Самуил Яковлевич. Прямо сейчас. Неужели вы не чувствуете, как все меняется? Кстати, как вы относитесь к поминкам по Иванову?

Женя. Не знаю, мы еще ни разу не были на его поминках.

Саша. Он такой заносчивый.

Женя. И гордый. Однажды он прижал меня в пятом вагоне и заявил, что он бывший укротитель. Я довольно ловко расцарапала ему шею и засыпала глаза бразильским кофе.

Самуил Яковлевич. Молотым, или растворимым?

Женя. Молотым. Люблю иногда постоять за себя.

Самуил Яковлевич. Вот видите, какой интересный человек. Вам просто необходимо побывать на его поминках. У меня как раз есть два лишних билетика. Ковры, музыка, гладиолусы, умные люди... Для дам - тридцатипроцентная скидка. В конце - бесплатная раздача библий. Потом поедем на Курскую - отдавать последний долг. Да. Мда. Ну а теперь перейдем к делу. Оно связано с ремонтом вашего бывшего дома.

Саша (возмущенно). Не бывшего, а настоящего. Я могу показать наш адрес и все документы. Нас оттуда никто не выписывал! Мы будем жаловаться.

Самуил Яковлевич (равнодушно). Я сказал бывшего? Извините. Впрочем, это к делу не относится. Итак, какие обои вы предпочитаете?

Женя. Как у Мэрилин Монро.

Самуил Яковлевич. Сколько сантиметров (запинается, изображая руками суть) от верхней кромки унитаза до (показывает) потолка вам требуется?

Саша. Как у всех.

Самуил Яковлевич. На каком этаже хотите жить?

Женя. На восьмом.

Самуил Яковлевич (искренне удивляясь). Как на восьмом?!

Саша. А что, разве это не нормально?

Самуил Яковлевич. На восьмом будут жить сумасшедшие из последнего вагона. Неужели вас не предупредили?!

Женя. Ну тогда, как все.

Самуил Яковлевич. Все будут жить на пятом.

Саша. Хорошо.

Самуил Яковлевич. Я обязан вам напомнить. Поминки. Тем более, Иванова - дело тонкое. Попрошу не опаздывать. И не приводите туда посторонних лиц. Вы понимаете, о чем я говорю? Пусть даже из самых лучших побуждений. Шампанское будет завтра. Завтра!

Самуил Яковлевич уходит.

Саша. Боже.

Женя. Странный тип - надо было проверить у него документы.

Появляется Самуил Яковлевич.

Самуил Яковлевич. Извините, я забыл представить свое удостоверение. Видите, там написано, Самуил Яковлевич, ваш новый прораб. Завтра!

Самуил Яковлевич уходит.

Женя. И ты веришь во все это?

Саша. Почему бы и нет. В этом нет ничего необычного. Обои, как у Мэрилин Монро, расстояние от толчка до потолка, как у всех. Жизнь на пятом этаже вместе со всеми. (прислушивается) Курскую уже проезжали?

Женя. Да.

Саша. Сколько раз?

Женя. Восемь.

Саша. Пора в душ. (обнаруживает у себя в руках открывалку) Погоди, здесь что-то написано. (начинает рассматривать надпись)

Женя. Открывай быстрее. Не читай, это личное!

Саша (продолжая). Очень мелко, но можно разобрать. (Женя обреченно садится. Теперь уже все равно) "Заслуженному работнику управления от сотрудников девятого отдела". Откуда это у тебя?! (пауза) Ты что, там работала?

Женя (волнуясь). Отдай! Да, я там жарила котлеты. Да. Я очень умею хорошо жарить котлеты, но я оттуда уже ушла. Мне не понравилось, и я ушла. Неужели ты мне не веришь?

Саша. Погоди. Значит, ты на них работала.

Женя. Да.

Саша. А я могла бы там работать? Не курьером, конечно.

Женя. Не знаю, может быть, в десятом управлении. Лейтенантом.

Саша. А чем занимается десятое управление?

Женя. Тем же что и первое, только наоборот.

Саша. Это мне не подходит. (возвращает нож, вертит в руках банку. Она разочаровалась опять) А у тебя нет другого консервного ножа? (не дожидаясь ответа) Мы вчера говорили о восстании Спартака.

Женя. Да, в пятнадцать сорок семь.

Саша. Ты передай, что я уже изменила свою точку зрения.

Женя. И на гимн?

Саша. Да.

Женя. И на свиной бунт?

Саша. Да! (успокаивается) Как ты думаешь, у военных бывают консервные ножи?

Женя. Не знаю. У них есть именное оружие и гранаты.

Саша. А у художников?

Женя. Обычно нет. Они закусывают из уже кем-то открытых банок.

Саша. Я стала реже бывать наверху. Хожу в магазинчик в пятом тупике. Десять минут по шпалам туда-обратно. Правда, темно, как в пещере. Но ни одного консервного ножа.

Женя. Неужели тебе это может нравиться? Эта вечная езда, эти художники, военные. Когда они переодеваются, я слышу, как скрипят портупеи на их спинах. Мне это претит. Хотя они и стараются раздеваться в укромных местах. Но они все равно скрипят. Кстати, Батарейко перестала узнавать лошадь.

Саша. Старшего, или младшего?

Женя. Обоих. А эти художники! От них постоянно разит оранжевой краской. Не знаю, что они там с ней делают, но не желтой, не черной, а именно оранжевой. Света нет, газа нет. Все время куда-то катимся. Женщина, Саша, должна жить на Земле. Не под Землей, не над Землей, не перед Землей, а именно на Земле.

Саша. Кто-то мне уже говорил такие слова... Лучше посмотри туда, мне кажется, там что-то должно произойти.

Женя подходит к микроскопу.

Женя. Гляди, побежали, побежали.

Саша (смотря в него). Да. Это очень редкая колония. Мне ее принесли по знакомству. У тебя есть немного мяса? Или котлет.

Женя. Вот кусочек.

Саша (кладя его под зеркальце). Смотри, смотри, как набросились!

Женя (глядя в микроскоп). А левый то, левый... А правый в обход бежит, за ним еще один.

Саша. Батарейко.

Женя. А вот тут еще один есть, на Альбертика похож.

Саша. Черненький?

Женя. Ага. С Ивановым дерется. Храбрый. Смотри, какой кусок оттяпал.

Саша. А мы с тобой где?

Женя. Странно. Но ничего похожего.

Саша. Дай я посмотрю. (смотрит в окуляр) Действительно, нас уже успели... Но ничего. Здесь тоже есть на что посмотреть. А завтра я одолжу новую колонию бактерий.

Женя (показывая на консервную банку). Может быть, в этой банке плавает что-нибудь интересное?

Саша. Нужен нож.

Женя. Пора в душ. Иначе, все будет, как вчера. Не понимаю, как можно успеть вымыться за три минуты сорок пять секунд. И все.

Саша. Экономия воды - дело житейское. (уходят. За кулисами) Ты кран взяла?

Женя. Да.

Входят военные. Снимают сапоги, переливают живую воду из бутылки в таз.

Первый военный. Осторожней, не пролей. Эта живая вода почти не отмывается. (садятся на стулья, погружают ноги) Странные барышни живут рядом с нами. Вот уже почти неделю катаемся рядом, а слышу от них всего три слова. Нет, хам, Батарейко. Батарейко, хам, хам. Нет, Батарейко, нет. Хам, хам, хам. ... (в этом месте господам актерам представляется полная свобода воли и воображения)

Второй военный. Смирно!

Первый военный. Ты чего?

Второй военный. Пора начинать учения. На носу смотр строя! Я не хочу, чтобы меня опять разжаловали. Или повысили. (Первый военный становится по стойке смирно) Встать! Сесть! Встать, сесть. Шагом марш. Левой, левой. Раз, два, три, замри. Шире шаг. Стой, раз, два. Кругом! (Первый военный поворачивает таз на 360 градусов) Налево. Вольно.

Первый военный. Слушай, тебя лошадь узнает? Меня она начала путать с тобой.

Второй военный. Какая к черту разница?! Я же не кавалерист. Пусть в штабе думают! Если господину генералу охота принимать парад на лошади, то пусть он и размышляет. Пусть у него голова болит об этой лошади.

Первый военный. Лично я недолюбливал ее еще жеребенком. Смирно!

Второй военный. Ты чего?

Первый военный. Продолжаем занятие. Твоя очередь. Равняйсь. Равняйсь. Равняйсь. (слова начинают произноситься на такты вальса) Смирно. Встать, сесть, сесть. Встать, сесть, сесть. (звучит Штраус. Второй военный занимается строевой подготовкой) Вольно. (становится тихо) Ты не видел нашу новую карту?

Второй военный. Тебе не кажутся странными наши методы подготовки к конкурсу строя?

Первый военный. Такая хорошая была карта.

Второй военный. Ты хоть задумывался над этим?

Первый военный. Все на ней было. И лес и река... (грозно) Если это делать регулярно, то нет. Не знаю, чего хочешь ты, но мне нужно повышение по службе. Ты же сам не поймешь, кто ты есть - то ли ты помощник военного, то ли старший военный, то ли госпожа полковник. Мне это кажется странным. Меня это нервирует. Хотя я умею стрелять, а ты нет.

Второй военный. Хватит об этом! Ты лучше скажи, почему опять опоздал.

Первый военный. Ты даже отстреливаться как следует не умеешь. (пауза) Сегодня я проходил мимо сумасшедшего вагона и присматривался.

Второй военный. Что они там делали?

Первый военный. Пили чай с грецкими орехами. А когда выпили, стали замышлять план твоего уничтожения.

Второй военный (меняется в лице). Причина?

Первый военный. Им не нравится количество военных в нашем городе. Жребий пал на тебя.

Второй военный. Но я же не военный.

Первый военный. Объясни им это.

Второй военный. Как это все неприятно... Может, обойдется?

Первый военный. По-моему, тебе нужно жаловаться. Я бы на твоем месте жаловался. Да. У них нет четкого плана. Кстати, ты не видел нашей самой новой карты?

Второй военный. Ты же только что спрашивал!

Первый военный. Во-первых, ты мне не ответил, во-вторых, она мне уже не нужна, в-четвертых, на то есть самая новая карта.

Вновь появляется Самуил Яковлевич. Он что-то жует. Наконец, прожевывает. Военные переливают в бутыль живую воду.

Самуил Яковлевич (обращаясь к Первому военному). А ведь вы почти не изменились.

Второй военный. Что вы хотите этим сказать?

Самуил Яковлевич. Это вы кричали "Ура"?

Первый военный. Да, я. Могу еще раз прокричать.

Самуил Яковлевич. Спасибо, не нужно. (восхищенно) Так вот вы какой...

Первый военный. Какой?

Самуил Яковлевич. Так вот вы какой. Мне о вас рассказывали.

Первый военный (задыхаясь от возмущения). А вы кто собственно какой-какой. Такой-какой. А вы кто собственно вы? Кто вы какой? Кто вы такой?! (успокаивается, вытирает голову платком)

Второй военный. (равнодушно) Это Самуил Яковлевич, наш новый прораб. Я правильно говорю, Самуил Яковлевич?

Самуил Яковлевич. А вы знаете, что на вас готовится покушение?

Первый военный. Сумасшедшие, слишком много военных, жребий пал на тебя.

Самуил Яковлевич. Действительно, военных действительно стало слишком много.

Второй военный. Но я не военный!

Самуил Яковлевич. Вы же сами слышите, как это неубедительно звучит. Между прочим, сумасшедшие уже закончили ковер. Значит, скоро они примутся за вас.

Первый военный. Какой ковер?!

Самуил Яковлевич. К пятому октября. Они мечтали иметь ковер к пятому октября. Мечта сбылась.

Второй военный. А как сделать так, чтобы не сбылась новая мечта?

Самуил Яковлевич. Это сложно. Их с детства убеждали в том, что военных слишком много. Но можно попытаться дать взятку.

Первый военный. Кому?

Самуил Яковлевич. Сумасшедшим, разумеется. Пятидесяти, я думаю, достаточно.

Второй военный. Пятидесяти чего?

Самуил Яковлевич. Чего угодно. Веников, лампочек, горшков, портсигаров. Можно даже долларов. Если отдельными бумажками, конечно.

Второй военный. А может, они и так одумаются?

Самуил Яковлевич. Вряд ли.

Первый военный. А если их на художников натравить?..

Самуил Яковлевич. Бесчеловечно.

Второй военный. Да, действительно бесчеловечно. Может быть (делает движение, как будто в руках держит ножницы) их отцепить?

Самуил Яковлевич. А инвентаризация? Представьте себя на моем месте.

Первый военный и Второй военный переглядываются.

Самуил Яковлевич. Ну вот, представьте себе танк. Танк, я надеюсь, вы видели. Ну вот, представьте. Едет казенный танк. А вот вы (обращается ко Второму военному) его потеряли. Представили? (Первый военный и Второй военный закрывают глаза, представляя. Утвердительно кивают головой) Ведь вас же расстреляют. (Второй военный и Первый военный открывают глаза и поднимают руки вверх) Ну вот, видите. Если бы вы так же поступили с казенным самолетом, то случилось бы то же самое.

Первый военный (почти кричит). Вы не видели нашу новую карту?

Самуил Яковлевич (не обращая внимания). А вы мне предлагаете отцепить весь последний вагон. Чудовищно. Теперь перейдем к делу. Фамилия, имя, отчество.

Первый военный (с пафосом). Господин Батарейко.

Самуил Яковлевич. Звание...

Первый военный. Господин военный.

Самуил Яковлевич. Пол...

Второй военный. Господин мужской.

Самуил Яковлевич. Так я и думал. Как вам стало известно, постановлением от пятого пятого восемьдесят пятого вас переселили из дома по адресу 50 дробь 57 дробь 37 дробь 61 и так далее. И там даже начался ремонт. Поэтому. Какие предпочитаете обои, господин военный?

Первый военный. Как у Мэрилин Монро.

Самуил Яковлевич (вкрадчиво). Высота от унитаза до потолка?... Быстро!

Первый военный. 198.

Самуил Яковлевич. На каком этаже хотите заниматься строевой подготовкой, чистить зубы, есть, пить, спать, отправлять естественные потребности, встречаться с женщинами, разговаривать, мыть посуду - словом, жить? Вы же не часовой, вы обязаны жить по-человечески.

Второй военный. Мне это тоже приходило в голову.

Самуил Яковлевич. А ваше мнение по этому поводу мне совершенно безразлично.

Второй военный залезает на стремянку, разворачивает газету, начинает читать.

Первый военный (грустно, но нагло). А ведь ты мне дело шьешь, начальник...

Самуил Яковлевич. Я не начальник, я прораб.

Первый военный. (рассеянно) А...

Самуил Яковлевич. Кстати, кем вы были в прошлой жизни?

Первый военный. Гаубицей.

Самуил Яковлевич. А кем мечтаете быть в следующей?

Первый военный. В следующую я не верю. Я надеюсь стать долгожителем. А люблю вещи, деньги и дешевизну. Люди меня утомляют.

Самуил Яковлевич. Тогда какие решетки вы предпочитаете - крестиком, или солнышком?

Первый военный (испуганно). Какие еще решетки?

Самуил Яковлевич. От людей. Воров, наркоманов, лунатиков, проституток, искателей приключений...

Первый военный. А. От них крестиком.

Самуил Яковлевич. Через неделю будут готовы. Пусть пока полежат у вас, а потом мужички повесят. Кстати, как к вам позвонить?

Второй военный (сквозь газету). Сюда нельзя позвонить. Звонить можно только отсюда. Вам очень повезло, что вы нас нашли (опускает газету) Такое не скоро повторится. До свидания.

Самуил Яковлевич (ангельски-язвительно). До скорого свидания. И если вам не трудно, выключите, наконец, люстру в своей уборной. Пора бы уже понять, что родина начинается с погашенной люстры в сортире. И дисциплина тоже. Аревуар.

Второй военный. Я вас провожу.

Самуил Яковлевич уходит совсем. Возвращаются девушки. Налицо, что они после душа. В халатах. На головах - полотенца. И вообще, они еще мокрые.

Первый военный. Сильная гроза?

Женя. Мы из душа.

Второй военный. А грозу не слышали?

Саша. Там вода сильно шумит. Да и все в спешке...

Женя. Разве можно вымыться за три минуты сорок пять секунд?

Второй военный (рассуждая о себе). Подумаешь, я за две мылся.

Первый военный. Барышни, хотите два бутерброда?

Саша. Нет, Батарейко.

Второй военный. А три?

Женя. Давайте.

Второй военный достает бутерброды из-за пазухи, Первый военный вытаскивает отдельный бутерброд, также завернутый в газетку. Барышни разбирают бутерброды и кладут свертки на стол, рядом с микроскопом. Саша мимоходом заглядывает в окуляр, усмехается. Появляется Альберт. С кипящим чайником в руках входит Художник.

Художник. Вы уже расписались в ведомости за подушки? Если не распишетесь, у нас погасят свет.

Альберт. Какие подушки?

Художник. Вы что, не знаете?! Никто не думает о своих правах. По закону вам полагается восемьдесят подушек плюс полподушки за каждый прожитой год.

Саша. Я уже расписалась. Осталось только за стену и колеса.

Альберт. Пошли в шестой вагон. Там одному мужичку можно дать пять баксов и образец подписи. Он все сделает сам. Если оптом - скидка семь процентов. Вы же не хотите стоять в этой дурацкой очереди.

Второй военный. Он прав.

Саша (с интересом разглядывая Альберта). Альбертик, а у тебя нет знакомых, которые бы за тебя чихали?

Альберт. Все полезное я стараюсь делать лично.

Второй военный (осматривая комнату). Надо освободить место для этих чертовых подушек. Мы же здесь задохнемся.

Альберт. Ты думаешь, их все-таки привезут?

Первый военный. Как это думаешь?! Ничего себе, думаешь! Раз положено, значит, положено. (стучит рукой по столику с микроскопом) Кстати, вы не видели моей новой карты?

Альберт. Пошли, а то тот мужичок совсем окосеет.

Художник, Альберт, Саша, Второй военный уходят. Остаются Первый военный и Женя.

Первый военный (рассматривая себя в зеркальце, причесываясь). А меня недавно выпустили с гауптвахты.

Женя. А я еще ни разу не сидела.

Первый военный. Даже 15 суток?

Женя. Ага.

Первый военный. Женя. Я давно хотел тебя спросить.

Женя. Ну.

Первый военный. Женя, ты знаешь какую-нибудь военную тайну?

Женя. Десяток.

Первый военный. Откуда?

Женя. Друзья рассказали.

Первый военный. (с горечью) А мне никто не рассказывал.

Женя. А ты какие занавески любишь - солнышком, или крестиком?

Первый военный. В полосочку, с хвостиками.

Женя. Когда мы, наконец, переедем в новую квартиру, у нас, Стасик, будут зеленые занавески с солнышком... Я их уже купила.

Первый военный. Разве мы будем жить вместе?

Женя. Конечно. Неужели тебе это еще неясно, милый. (Первый военный бросается к Жене) Спокойно! Еще успеешь.

Первый военный. И ничего нельзя изменить?

Женя. Нет. А ты бы хотел?

Первый военный. Нет.

Женя. Тогда завтра же начнешь проверять рельсы.

Первый военный. Зачем?

Женя. Я боюсь ездить по непроверенным рельсам.

Входят Художник, Альберт и Саша.

Вечеринка притч

Художник. Видите ли, Сашенька - их едят. Значит, их существование обусловлено тем, что их едят. И этим они интересны тем, кто их ест.

Альберт. Возьмем другой пример.

Художник. Да, возьмем другой пример. Представьте себе пустыню. Сахара, жара,

Альберт. Жара, Сахара, идет верблюд.

Саша. Двугорбый?

Художник. Да. И вот, Сашенька, идет себе этот абсолютно двугорбый верблюд, идет... (заходит за разметку, подходит со стороны зрительного зала) И вдруг - Граница. (останавливается около разметки)

Альберт. И что же делает это верблюд - ничего. Он плюет и перешагивает. И идет к воде. (Художник оказывается около стремянки, ищет бутылку, открывает ее об лестницу, относит воду Альберту)

Саша. А что же делает ваш разум?

Альберт. А наш погонщик садится около границы (садится) и начинает ждать. (принимает позу мыслителя)

Художник (радостно). И дожидается!

Альберт. Напившийся верблюд возвращается обратно и приносит воду погонщику. (пьет)

Саша. Потом...

Художник. На другой день они едут на то же самое место. Но! Верблюд садится у границы, а погонщик, матерясь, бежит к водопаду.

Саша. Потом...

Художник (со стремянки). Верблюд отсиживает себе задницу (вытаскивает газету).

Альберт (еще радостней). А погонщик гибнет под вражескими пулями.

Первый военный. А мораль?

Женя. Мораль такова, что родители погонщика должны были научить своего сына пользоваться верблюдом. Либо провести ему водопровод. А ты, Саша, не только не умеешь пользоваться верблюдом, но даже не знаешь, как открывать кран. (пауза)

Саша (не отрываясь от микроскопа). А вот и ты.

Женя. Где? (подбегает, пытается заглянуть)

Саша. Поздно уже. Разбежались.

Появляется Второй военный.

Второй военный. А вот еще один пример.

Женя. Перестаньте, сейчас должен пойти дождь.

Саша. В этом месте всегда идет дождь. Не понимаю, откуда берется вся эта вода?

Слышны звуки дождя. Капли барабанят все чаще и чаще. Барышни вытаскивают полиэтилен и накрывают им микроскоп, стол и телефоны. Художники садятся под стремянку, накрываясь картиной. Барышни садятся под зонт. Пара Женя и Первый военный незаметно распадается. Первый военный и Второй военный раздеваются до пояса. Все зябко ежатся.

Первый военный. А вчера было сильнее. Надо будет зонт купить.

Второй военный. Говорят, в этом вагоне есть пять точек, над которыми не каплет.

Первый военный пытается что-то сказать.

Саша. А вот еще один пример.

Второй военный. Некто вытаскивает из шкафа свое пальто, которое он не видел уже десять лет.

Художник. Залезает в карман.

Саша. И вынимает оттуда десять рублей!

Альберт. Но вспоминает, что должен пятнадцать баксов.

Художник. Потом залезает в другой карман.

Альберт. И находит там 50 долларов.

Саша. Но вспоминает, что потерял тысячу.

Художник. И в третий карман он решает не залезать.

Второй военный. Ну и что. В любой портупее можно найти огурец.

Альберт. Но это же не повод для того, чтобы тут же повеситься, или развести костер из любимых книг.

Саша. Или начинать играть в свадьбу.

Первый военный. Да, но...

Вечеринка притч (продолжение)

На пороге появляется Самуил Яковлевич. Он входит с мокрым зонтом.

Женя. Когда кончится это безобразие?! Стоит только проехать это место, как тут же начинает литься вода.

Самуил Яковлевич. Очень рад вас видеть.

Первый военный. Почему идет дождь?

Самуил Яковлевич (пожимая руку военному). Очень рад вас видеть. Когда-то давным-давно прорвало главную трубу... Но мы держим ситуацию под контролем. А вам пора переезжать, господа.

Гул возмущения, ропот.

Второй военный. В такой ливень!

Самуил Яковлевич. Это временное явление. Через двести метров протекание прекратится. (пауза. Все ждут. Шум воды действительно стихает) Ну вот, видите. (ко Второму военному) А ваш вопрос решен. С сумасшедшими я договорился. Они снимают свои претензии. Но просят сувенир - пряжку или кокарду. Вы подумайте. (ко всем) Скорее, скорее, господа. Вам пора переезжать в другой город. Билеты уже куплены (вытаскивает из кармана пачку билетов) Поезд отходит ровно через десять минут. Ну быстрее, господа, быстрее. Последний вагон уже весь собрался, а вы все еще копаетесь.

Начинается суета.

Самуил Яковлевич. Да, чуть не забыл. (суета стихает) Среди вас есть люди, умеющие играть на скрипке?

Женя. А что?

Самуил Яковлевич. Они могут остаться. В этот вагон вселят скрипачей, но у них нет полного комплекта звуков. (подходит к Первому военному) Неужели вы не хотите остаться?

Женя. Он не умеет.

Первый военный. Да. Я не умею.

Самуил Яковлевич. Жаль, жаль. Надо было учиться. Господа, быстрее - последний вагон уже собрался.

Саша. А как же газ? Нам его не дадут?

Альберт. Вряд ли...

Суета обостряется. Люди тащат мебель и вещи со сцены. Каждый стремится забрать все необходимое для жизни. Женя начинает командовать Первым военным. Все в спешке выбегают за кулисы. Слышен голос Самуила Яковлевича.

Самуил Яковлевич. Если у вас изменится мнение об обоях, толчке или этаже - телеграфируйтееее!.....

Звучит этюд Паганини в наглом исполнении саксофона. Когда все стихает, начинает раздаваться песенка. "Мы едем, едем, едем..."

Спектакль поставлен осенью 1991 года.